Ум и Медитация

  Когда ум без мыслей — это медитация.
Ум бывает без мыслей в двух состояниях — либо в глубоком сне, либо в медитации. Если ты осознаешь и мысли исчезают, — это медитация. Если мысли исчезают и ты становишься неосознанным, — это глубокий сон.
Глубокий сон и медитация имеют нечто сходное и не­что различное. В одном они сходны: в том и другом состо­янии мышление исчезает. В одном они различны: в глубо­ком сне исчезает и осознанность, тогда как в медитации она сохраняется. Таким образом, медитация — это глубо­кий сон плюс осознанность. Ты расслаблен, как в глубо­ком сне, и в то же время осознан, полностью пробужден — и это приводит тебя к двери
тайн.
В глубоком сне ты дви­жешься в не-ум, но неосознан­но. Ты не знаешь, где побывал, но утром почувствуешь воздей­ствие и эффект. Если это был действительно прекрасный, глу­бокий сон и тебя не беспокои­ли никакие сны, утром ты по­чувствуешь себя свежим, обнов­ленным, живым, снова молодым, снова полным энтузиазма и сока. Но ты не знаешь, как это случилось, где ты побывал. Ты оказался в своего рода глубо­кой коме, словно под воздейст­вием анестетика ты перенесся на какой-то другой план, откуда вернулся свежим, молодым, об­новленным.
В медитации это происхо­дит без анестезии.
Таким образом, медитация означает, что ты так же расслаб­лен, как и в глубоком сне, и в то же время осознан. Удержи в этом состоянии осознан­ность — пусть мысли исчезнут, но осознанность останется. И это не трудно, ты просто ни­когда не пытался, вот и все. Это все равно что плавание: если ты не пытался плавать, это ка­жется очень трудным. Это вы­глядит и очень опасным, и ты не можешь поверить, как люди
могут плыть, вместо того чтобы просто утонуть! Но как только ты попробовал в первый раз, это становится лег­ко; это очень естественно.
Недавно один ученый в Японии экспериментально доказал, что ребенок в возрасте шести месяцев может плавать; нужно только дать ему возможность. Он на­учил плавать многих шестимесячных детей; он совершил чудо! Он говорит, что собирается попытаться сделать то же самое и с еще более маленькими детьми. Искусство плавать словно встроено; мы должны только дать ему возможность, и оно начинает действовать. Именно поэто­му, как только ты научился плавать, ты никогда этого не забываешь. Ты можешь не плавать сорок лет, пятьдесят лет, но не можешь этого забыть. Это не какая-то случай­ность, это нечто естественное; именно поэтому ты не можешь этого забыть.
Медитация похожа на плавание; это нечто встроен­ное. Тебе нужно просто создать пространство, чтобы она начала действовать; просто дай ей шанс.
Что такое ум? Ум это не вещь, это событие. У вещи есть субстанция, а собы­тие — это просто процесс. Вещь похожа на скалу, собы­тие похоже на волну — она су­ществует, но она не веществен­на. Это просто событие, проис­ходящее между ветром и оке­аном, процесс, явление.
Вот первое, что нужно по­нять: ум — это процесс, подоб­ный реке, но в нем нет вещественности. Если бы в нем была вещественность, тогда его нельзя было бы рассеять. Если у него нет вещественности, он может исчезнуть, не
оставив за собою и следа.
Когда волна исчезает в океане, что от нее остается? Ничего, не остается и следа. Поэтому те, кто узнал, гово­рят, что ум подобен птице, летящей в небе, — она не оставляет за собой никаких отпечатков, ни малейшего следа. Птица летит, но не оставляет за собой никакой
тропы, никаких следов.
Ум — это только процесс. Фактически, ум не суще­ствует — только мысли, мысли, движущиеся так быстро, что ты думаешь о них и ощущаешь их как нечто посто­янно существующее. Приходит одна мысль, за нею дру­гая, третья, и они продолжаются... промежуток так мал, что ты не можешь увидеть интервала между одной мыс­лью и другой. Две мысли объ­единяются, они становятся про­должительностью, и из-за этой продолжительности ты дума­ешь, что есть такая вещь, как
ум. Есть мысли — но нет ниче­го, подобного «уму». Точно так же как есть электроны — но нет ничего, подобного «материи». Мысли — это электроны ума.
Точно как толпа... толпа сущест­вует в определенном смысле, но не существует в другом. Суще­ствуют только индивидуальнос­ти, но множество индивидуаль­ностей вместе создают ощуще­ние, словно они одно целое. На­ция существует и не существу­ет — есть только индивидуаль­ности. Индивидуальности — это электроны нации, сообщества,
толпы.
Мысли существуют — ум не существует; ум — это только видимость. И когда ты заглядываешь в ум глубже, он исчезает. Тогда есть мысли, но когда «ум» исчез и сущест­вуют только индивидуальные мысли, многие вещи решаются немедленно. Первое, что ты тотчас же узнаешь, это что мысли похожи на облака — они приходят и уходят, а ты — небо. Когда ума нет, тотчас же приходит восприятие, что ты больше не вовлечен в мысли — мысли есть, и они проплывают перед тобою, как облака по небу или ветер в кронах деревьев. Мысли проплывают сквозь тебя, и они могут пройти сквозь тебя, пото­му что ты — безграничная пу­стота. Нет никаких преград, ни­каких препятствий. Нет ника­кой стены, чтобы преградить им путь; ты не огражденное явле­ние. Твое небо бесконечно от­крыто; мысли приходят и ухо­дят. И как только ты начина­ешь чувствовать, что мысли приходят и уходят, а ты — на­блюдатель, свидетель, ты утвер­дил себя как хозяин ума.
Ум нельзя контролировать в обычном смысле. Прежде всего, потому что его нет: как ты можешь его контролиро­вать? Во-вторых, кто будет контролировать ум? Потому что никого не существует за пре­делами ума — и когда я гово­рю, что никого не существует, я подразумеваю, что за преде­лами ума существует никто, ничто. Кто будет контролиро­вать ум? Если кто-то контро­лирует ум, это будет только часть, один фрагмент ума, кон­тролирующий другой его фраг­мент. Именно это и есть эго.
Ум нельзя контролировать таким образом. Его нет, и нет никого, чтобы его контролиро­вать. Внутренняя пустота может видеть, но не может кон­тролировать. Она может смотреть, но не может контро­лировать — но само это смотрение и есть контроль, само явление наблюдения, свидетельствования делает тебя хозяином, потому что ум исчезает.
Это так, словно темной ночью ты в страхе бежишь, и за тобой кто-то гонится. И этот кто-то — не кто иной, как твоя собственная тень, и чем быстрее ты бежишь, тем ближе тень. Не имеет значения, как быстро ты бежишь;
тень остается с тобой. Оглядываясь, ты видишь, что тень по-прежнему рядом. Таким образом нельзя от нее убе­жать; таким образом нельзя взять ее под контроль. Тебе придется внимательнее всмотреться в тень. Остановись и присмотрись повнимательнее, и тень исчезнет, потому что ее нет; это только отсутствие света.
Ум это не что иное, как отсутствие твоего присутст­вия. Когда ты сидишь в молчании, когда ты глубоко всма­триваешься в ум, ум просто исчезает. Мысли остаются, они экзистенциальны, но ум найти будет нельзя.
Но когда ум уходит, становится возможным второе восприятие: ты можешь видеть, что мысли не твои. Ко­нечно, они приходят, и иногда они некоторое время отды­хают в тебе, потом уходят. Ты, может быть, хорошее ме­сто для отдыха, но они не возникают из тебя. Не замечал ли ты когда-нибудь, что в тебе не возникло ни единой
мысли? Ни одна мысль не пришла из твоего существа; они всегда приходят снаружи. Они тебе не принадлежат — лишенные корней, бездомные, они бродят и бродят. Ино­гда они отдыхают в тебе, вот и все, как облако отдыхает на вершине холма. Потом они начнут двигаться дальше сами собой; тебе ничего не нужно делать. Если ты про­сто наблюдаешь, контроль достигнут.
Слово контроль не очень хорошо, потому что слова не могут быть очень хорошими. Слова принадлежат уму, миру мыслей. Слова не могут быть очень, очень проника­ющими; они мелки. Слово контроль не хорошо, потому что нет никого, чтобы контролировать, и нет ничего, что можно контролировать. Но до некоторой степени оно по­может понять, что происходит определенная вещь: когда ты смотришь глубоко, ум оказывается под контролем — внезапно ты становишься его хозяином. Мысли есть, но они больше не хозяева тебе. Они ничего не могут сде­лать с тобой, они просто приходят и уходят; ты остаешь­ся, незатронутый, словно цветок лотоса среди дождя. Кап­ли воды падают на лепестки, но продолжают соскальзы­вать, не касаясь их. Лотос остается незатронутым.
Именно поэтому на Востоке лотос стал таким важ­ным, таким символичным. Величайший символ, пришед­ший с Востока, — это лотос. Он несет в себе весь смысл восточного сознания. Он гово­рит: «Будь, как лотос, вот и все. Оставайся незатронутым, и кон­троль будет в твоих руках. Оставайся незатронутым, и ты будешь хозяином».
Поэтому, с одной точки зре­ния, ум похож на волны — вол­нение. Когда океан тих и спо­коен, не волнуется, волн нет. Когда океан взволнован прили­вом или сильным ветром, воз­никают огромные волны, когда вся его поверхность приходит в хаос, с другой точки зрения, ум существует. Это метафоры, чтобы помочь тебе по­нять определенное качество внутри, которое нельзя вы­разить словами. Эти метафоры поэтичны. Если ты попы­таешься понять их с сочувствием, ты достигнешь пони­мания, но если ты попытаешься понять их логически, то упустишь суть. Это метафоры.
Ум — это волнение сознания, точно как волны — это волнение океана. Вошло что-то инородное — ветер. Что-то снаружи случилось с океаном или с сознанием — мысли, ветер, — и возник хаос. Но этот хаос идущего только на поверхности. Волны всегда на поверхности. В глубине волн нет — их не может быть, потому что в глубину никогда не может проникнуть ветер. Поэтому все остается только на поверхности. Если ты движешься вовнутрь, это приносит контроль. Если ты движешься вовнутрь с поверхности, ты попадаешь в центр — внезапно, поверхность может про­должает волноваться, но ты. не взволнован.
Вся наука медитации — это не что иное, как центри­рование, движение к центру, укоренение в центре, пере­селение в центр. И когда ты смотришь оттуда, меняется все твое мировоззрение. Теперь волны, может быть, и есть, но они не достигают тебя. И теперь ты можешь увидеть, что они не принадлежат тебе, это только конфликт на поверхности, конфликт с чем-то инородным.
И когда ты смотришь из центра, мало-помалу кон­фликт прекращается. Мало-помалу ты расслабляешься. Мало-помалу ты принимаешь, что, конечно, есть сильный ветер, и в тебе возникают волны, но ты не беспокоишься об этом, а когда ты не обеспокоен, даже волнами можно наслаждаться. В них нет ничего плохого.
Проблема возникает, когда ты тоже остаешься на по­верхности. Ты в маленькой лодке на поверхности, и на­летает сильный ветер, и начинается высокий прилив, и весь океан сходит с ума — конечно, ты обеспокоен; ты напуган до смерти! Ты в опасности; в любое мгновение волны могут опрокинуть маленькую лодку; в любое мгно­вение может случиться смерть. Что ты можешь сделать с маленькой лодкой? Как ты можешь что-нибудь контро­лировать? Если ты начнешь бороться с волнами, то потер­пишь поражение. Борьба не поможет; тебе придется при­нять волны. Фактически, если ты сможешь принять волны и позволишь своей лодке, как бы она ни была мала, двигаться вместе с волнами, тогда опас­ности нет. Есть волны; ты про­сто позволяешь. Ты просто поз­воляешь себе двигаться вместе с ними, не против них. Ты ста­новишься их частью. Тогда воз­никает безмерное счастье.
В этом состоит все искус­ство серфинга — двигаться с волнами, не против них. Вмес­те с ними — настолько, что ты не отличаешься от них. Как только ты это узнаешь, даже волнами можно наслаж­даться... и это можно узнать, только смотря на все это явление из центра.
Это точно так, словно ты путешественник в лесу, и собираются тучи, и начинается сильная гроза, и ты сбился с дороги и пытаешься поскорее добраться до дому. Имен­но это происходит на поверхности — заблудившийся пу­тешественник, темные тучи, сильная гроза; скоро начнется ливень. Ты ищешь дорогу домой, дорогу к безопасности дома — и внезапно находишь его. Теперь ты сидишь вну­три, теперь ты ждешь дождя — теперь ты можешь на­слаждаться. Теперь гроза по-своему красива. Она не была красива, когда ты был снаружи и блуждал по лесу; но теперь, когда ты сидишь в доме, все это явление становит­ся безмерно красивым. Теперь, когда начинается дождь, ты радуешься ему. Теперь, когда ударяет молния, ты радуешь­ся ей, гулкий удар грома налетает из облаков, и ты раду­ешься ему, потому что теперь ты в безопасности, внутри.
Как только ты достигаешь центра, ты начинаешь ра­доваться всему, что бы только ни происходило на поверх­ности. Поэтому самое главное не в том, чтобы бороться на поверхности, но скорее в том, чтобы проскользнуть в Центр. Тогда ты становишься настоящим хозяином, не вынуждаешь себя к контролю; это происходит спонтанно, когда ты оказываешься в центре.
Центрирование в сознании равнозначно тому, чтобы стать хозяином ума.
Поэтому не пытайся «контролировать ум» — язык может увести тебя в сторону. Никто не может контро­лировать, а те, кто пытается контролировать, сойдут с ума;
они просто станут невротичными, потому что попытки контролировать ум — это не что иное, как попытки од­ной части ума контролировать другую.
Кто ты, кто пытается контролировать? Ты тоже волна — религиозная волна, конечно, пытающаяся контролировать ум. Бывают и нерелигиозные волны — секс, гнев, ревность, собственничество и ненависть, и миллионы других нере­лигиозных волн. Бывают религиозные волны — медита­ция, любовь, сострадание. Но все эти вещи на поверхности, на поверхности, на поверхности. Религиозные они или не­религиозные, не имеет значения.
Настоящая религия в центре и в видении мира, кото­рое происходит из центра. Сидя внутри своего дома, ты смотришь на свою собственную поверхность — все ме­няется, потому что ты смотришь под новым углом зре­ния. Внезапно ты становишься хозяином. Фактически, контроль до такой степени в твоих руках, что ты мо­жешь оставить поверхность неконтролируемой. Это тон­ко — контроль до такой степени в твоих руках, ты так укоренен, настолько не беспокоишься о поверхности, что, фактически, ты можешь радоваться волнам, приливу и буре. Это красиво, это дает энергию, это придает сил — беспо­коиться не о чем. Только слабаки беспокоятся о мыслях. Только слабаки беспокоятся об уме. Сильные люди про­сто впитывают целое, и это делает их богаче. Сильные люди просто никогда ничего не отвергают.
Отвержение идет от слабости — ты боишься. Силь­ным людям хочется впитывать все, что дает жизнь. Ре­лигиозное, нерелигиозное, моральное, аморальное, божест­венное, дьявольское — не имеет значения; сильный чело­век впитывает все. И он становится от этого богаче. Он обладает совершенно другой глубиной, которой не может быть у обычных религиозных людей; они бедны и мелки.
Посмотрите на обычных религиозных людей, которые ходят в храм, мечеть или церковь. Вы всегда найдете очень, очень мелких людей, в которых нет никакой глубины. Отверг­нув какие-то части себя, они стали калеками. В определен­ном смысле, они парализован­ные.
Нет ничего плохого в уме, нет ничего плохого в мыслях. Если что-то не так, это остает­ся на поверхности — потому что тогда ты не знаешь целого и напрасно страдаешь из-за ча­сти и частичного восприятия. Нужно целое восприятие, а оно возможно только из центра — потому что из центра ты можешь смотреть во все стороны и во все измерения, во всех направлениях, видя всю периферию своего суще­ства. А она безгранична. Фактически, это то же самое, что и периферия существования. Однажды оказавшись в цен­тре, мало-помалу ты становишься шире и шире, больше и больше, и в конце концов оказываешься ни больше ни меньше как всем целым.
Под другим углом зрения, ум подобен пыли, которая скапливается на одежде путешественника. А ты путеше­ствовал и путешествовал миллионы жизней, и никогда не мылся. Естественно, скопилось столько пыли — в этом нет ничего плохого; так и должно быть — многие слои пыли, и ты считаешь эти слои своей личностью. Ты отож­дествился с ними, ты жил с этими слоями пыли так долго, что они начинают выглядеть как твоя кожа. Ты так отож­дествился.
Ум — это прошлое, память, пыль. Каждому приходит­ся ее собирать — если ты путешествуешь, на тебе будет скапливаться пыль. Но нет необходимости с ней отожде­ствляться, нет необходимости становиться с ней одним целым; потому что, если ты становишься с ней одним целым, тогда ты попадешь в беду; потому что ты не пыль, ты сознание. Омар Хайям говорит: «Прах во прах». Ког­да человек умирает, что происходит? — прах возвращает­ся во прах. Если ты только прах, пыль, тогда все возвра­щается во прах, ничего не остается. Но ты только пыль, многие слои пыли, или что-то есть у тебя внутри, что со­вершенно не пыль, что совершенно не от этой земли?
Это твое сознание, твоя осознанность. Осознанность — твое существо, сознание — твое существо, а пыль, ко­торая скапливается на осознанности, — твой ум.
Есть два способа обращаться с этой пылью. Обычный «религиозный» способ — чистить одежду, тереть и скоб­лить тело. Но эти методы помогают мало. Как бы ты ни тер одежду, одежда так грязна, что не подлежит восстанов­лению. Ты не можешь ее очистить; напротив, что бы ты ни сделал, это только сделает ее еще грязнее.
Это случилось:
Мулла Насреддин однажды пришел ко мне — а он пьяница. У него дрожат руки — когда он ест или пьет чай, все падает на его одежду, и вся его одежда заляпана чаем и едой, тем и другим. Я сказал Насреддину:
— Почему бы тебе не сходить в химчистку и не найти какое-то средство? Есть растворы, которые выводят эти пятна.
Он так и сделал. Через семь дней он вернулся; его одежда была в еще худшем состоянии, хуже прежнего. Я спросил:
— Что случилось? Ты сходил в химчистку? Он сказал:
— Я так и сделал. И этот химический раствор заме­чателен — он помогает. Все пятна от чая и еды выведе­ны. Теперь мне нужен второй раствор, потому что пер­вый раствор оставил свои собственные пятна.
Религиозные люди просто снабжают тебя мылом и хи­мическими растворами, инструкциями, как отстирать грязь, но эти растворы оставляют свои собственные пятна. Имен­но поэтому безнравственный человек может стать нравст­венным, но остаться грязным — теперь он морален, но оста­ется грязным. Иногда эти ситуации еще хуже, чем прежде.
Аморальный человек во многом очень невинен, менее эгоистичен. Моральный человек содержит в уме всю мораль, он собрал новые вещи — это моралистичные, пу­ританские, эгоистические подходы. Он чувствует себя высшим; он чувствует себя избранным. А все остальные  обречены на ад; только он отправится в рай. А все амо­ральное остается внутри, потому что ты не можешь кон­тролировать ум с поверхности; нет никакого способа. Так просто не бывает. Существует только один вид кон­троля, и это восприятие из центра.
Ум похож на пыль, собранную за миллионы путеше­ствий. Настоящая религиозная точка зрения, радикальная религиозная точка зрения, противоречащая обычной, со­стоит в том, чтобы просто сбросить одежду. Не беспо­койся о том, чтобы ее выстирать, ее нельзя отстирать. Просто выйди из нее, как змея из старой кожи, даже не оглядываясь назад.
С еще одной точки зрения, ум — это прошлое, память, в определенном смысле, все накопленные опыты. Все, что ты сделал, все, что ты думал, все, чего ты желал, все, о чем ты мечтал, — все твое прошлое во всей его полноте, вся твоя память — память и есть ум. И пока ты не изба­вишься от памяти, ты не сможешь стать хозяином ума.
Как избавиться от памяти? Она всегда есть, всегда сле­дует за тобой. Фактически, ты и есть память; как же от нее избавиться? Кто ты, если исключить память? Когда я спрашиваю: «Кто ты?», не говори мне, как тебя зовут — это твоя память. Твои родители дали тебе это имя когда-то раньше. Я тебя спрашиваю: «Кто ты?», и ты рассказы­ваешь мне о своей семье, о своем отце, о своей матери — это память. Я тебя спрашиваю: «Кто ты?», и ты рассказы­ваешь мне о своем образовании, о своих ученых степе­нях, говоришь, что ты магистр искусств, что ты доктор наук, или инженер, или архитектор. Это память.
Когда я тебя спрашиваю: «Кто ты?», если ты действи­тельно посмотришь вовнутрь, единственным ответом мо­жет быть: «Я не знаю». Что бы ты ни сказал, это будет память, не ты. Единственным настоящим, подлинным отве­том может быть: «Я не знаю», потому что познать себя — это последнее. Я могу ответить, кто я, но я не отвечу. Ты не можешь ответить, кто ты, но у тебя готов ответ. Те, кто знает, об этом молчат. Потому что, если вся память отбро­шена, и весь язык отброшен, тогда нельзя сказать, кто я. Я могу заглянуть в тебя, я могу сделать тебе знак, я могу быть с тобой, во всей полноте моего существа — вот мой ответ. Но этот ответ нельзя дать в словах, потому что, что бы ни было воплощено в слова, это будет частью памяти, частью ума,не сознания.
Как избавиться от воспоми­наний? Наблюдай их, свидетель­ствуй их. И всегда помни: «Это случилось со мной, но это не я». Конечно, ты родился в оп­ределенной семье, но это не ты; это случилось с тобой, это со­бытие снаружи тебя. Конечно, кто-то дал тебе имя; оно полез­но, но это имя — не ты. Конеч­но, у тебя есть форма, но эта форма — не ты; эта форма — только дом, в котором ты слу­чайно оказался. И это тело дано тебе твоими родителя­ми — это подарок, но не ты.
Наблюдай и различай. Именно это на Востоке мы называем вивек, различение — ты сознательно различа­ешь. Продолжай различать — приходит мгновение, когда ты исключил все, что не ты. Внезапно, в этом состоянии, ты впервые лицом к лицу сталкиваешься с самим собой, сталкиваешься со своим существом. Продолжай отрубать все тождественности, которые не ты, — семью, тело, ум. В этой пустоте, когда все, что не ты, выброшено, внезапно на поверхности оказывается твое существо. Впервые ты стал­киваешься с самим собой, и это столкновение делает тебя хозяином.

Мышление нельзя остановить — не то что оно не останавливается, но остановить его нель­зя. Оно останавливается само по себе. Это различие нужно понять; иначе ты можешь сойти с ума, гоняясь за собственным умом.
Не-ум не возникает в результате остановки мышле­ния. Когда мышления больше нет, есть не-ум. Сама по­пытка его остановить создаст больше боли, создаст конфликт; она сделает тебя рас­щепленным. Ты будешь в со­стоянии постоянного хаоса вну­три. Это не поможет.
И даже если ты добьешь­ся успеха в том, чтобы силой остановить его на несколько мгновений, это совершенно не достижение — потому что эти несколько мгновений будут почти мертвыми, они не будут живыми. Ты можешь почувст­вовать некоторую тишину... но не молчание. Потому что вы­нужденная тишина — это не молчание. Под нею, глубоко в бессознательном, продолжает работать подавленный ум.
Таким образом, нет способа остановить ум. Но ум останавливается — это определенно. Он останавливает­ся сам собой.
Что же делать? — это важный вопрос. Наблюдай. Не пытайся остановить. Не нужно принимать никаких мер против ума. Прежде всего, кто это сделает? Это будет ум, борющийся сам с собой; ты разделишь ум на две части:
одна будет пытаться быть на­чальником, «царем горы», и ста­раться убить другую часть — это абсурдно. Это дурацкая игра, она может свести тебя с ума. Не пытайся остановить ум или мышление — просто наблюдай его, позволь его. Позволь ему полную свободу. Пусть он дей­ствует как ему угодно быстро;
не пытайся никаким образом контролировать его. Просто будь свидетелем.
Это красиво! Ум — один из самых красивых механизмов. Наука еще не смогла со­здать ничего, параллельного уму. Ум все еще остается не­превзойденным шедевром, та­кой сложный, такой безмерно мощный, с таким разнообраз­ным потенциалом. Наблюдай его! Наслаждайся им!И не наблюдай, как враг, по­тому что, если ты смотришь на ум, как на врага, ты не смо­жешь наблюдать. Ты уже пре­дубежден, ты уже против. Ты уже решил, что в уме что-то не так, — ты уже пришел к заключению. А когда ты смот­ришь на что-то, как на врага, ты
никогда не смотришь глубоко, никогда не смотришь в глаза; ты избегаешь.
Наблюдение ума означает: смотреть с глубокой любо­вью, с глубоким уважением, почтительно — это дар, прине­сенный тебе Богом. В самом уме нет ничего плохого. В самом мышлении нет ничего плохого. Это красивый про­цесс, как и любой другой процесс. Облака, плывущие по небу, красивы — почему бы мыслям не двигаться во вну­треннем небе? Цветы, распускающиеся на деревьях, краси­вы — почему бы мыслям не расцвести в твоем сущест­ве? Река, бегущая к океану, красива — почему бы и этому потоку мыслей не течь к какому-то неведомому предназ­начению? Разве это не красиво? Смотри с глубокой почти­тельностью. Не будь противником, будь влюбленным.
Наблюдай тонкие нюансы ума, внезапные повороты, кра­сивые повороты. Внезапные прыжки и скачки, игры, в кото­рые постоянно играет ум; мечты, которые он свивает, — воображение, память, тысяча и одна проекция, которую он создает, — наблюдай! Стоя в стороне, отстраненный, не­вовлеченный, мало-помалу ты начнешь чувствовать... Чем глубже становится твоя наблюдательность, тем глубже становится твоя осознанность, и начинают возникать про­межутки, интервалы. Одна мысль уходит, другая не при­шла, и возник промежуток. Одно облако уплыло, другое приближается, и остается про­межуток.
В этих промежутках впер­вые ты получишь проблески не-ума. Ты испытаешь вкус не-ума, — назови его вкусом дзэн, или дао, или йоги. В этих не­больших интервалах внезапно небо чисто, и сияет солнце. Внезапно — мир полон тайны, потому что все преграды от­брошены; на твоих глазах боль­ше нет шор. Ты видишь ясно, ты видишь проницательно. Все существование становится прозрачным.
Поначалу это будут лишь редкие мгновения, случаю­щиеся изредка. Но они дадут тебе проблески того, что такое самадхи. Небольшие водоемы молчания — они придут и исчезнут, но теперь ты знаешь, что ты на пра­вильном пути. Ты снова начинаешь наблюдать. Когда приходит мысль, ты наблюдаешь ее; когда наступает ин­тервал, ты наблюдаешь его. Облака по-своему красивы;
ясное солнце по-своему красиво. Теперь ты не выбира­ешь. Теперь у тебя нет навязчивой идеи в уме. Ты не говоришь: «Я хочу только эти интервалы». Это глупо, потому что, как только ты становишься привязанным к тому, чтобы ждать только этих интервалов, ты становишься в позицию против мышления. И эти интервалы исчез­нут. Они случаются, лишь когда ты очень отстранен, от­решен. Они случаются, их нельзя вызвать. Они случают­ся, ты не можешь вынудить их случиться. Это спонтан­ные происшествия.